Президент тяжело откинулся на спинку кресла и прикрыл уставшие глаза. Последнее заседание на сегодня было завершено и можно было заканчивать. Он уже представлял, как вернется домой и спокойно выпьет чаю в компании Мишель и двух своих любимых португальских водяных собак. Но вдруг…
Открыв глаза, президент увидел напротив себя очень древнего старца. Он сидел на диване и пристально смотрел на вседержителя. Старец был одет в белый балахон, на котором была какая-то жилетка черного цвета, но украшенная красным квадратом посередине. На голове было что-то, напоминающее ослепительно белый тюрбан. Лицо старца было очень старым, с огромной белой бородой и глазами, более всего поразившими президента. Они (глаза) буквально пронизывали Барака, сводя на нет желание закричать или просто поинтересоваться причиной зачем незваный гость посетил Овальный кабинет.
Молчание, повисшее в воздухе, наполнило пространство, но, почему-то, не привнесло с собой какого-то неудобства. Через некоторое время, в течение которого президента не покидало чувство спокойствия и ощущения, что сейчас будет сказано что-то очень важное, старец улыбнулся и заговорил. Вернее, он не начал разговаривать, просто его слова отчетливо стали звучать у президента в голове. Старец сказал:
– Барак, тебе не кажется, что настало время сделать что-то, по-настоящему важное?
– А чем я занимался до сих пор? – неуклюже попытался сострить президент.
– А как тебе самому кажется? – поинтересовался старец. И, интересное дело, президент, в одно мгновение почувствовал какую-то апатию. Ведь если посмотреть пристально, то, действительно, за восемь лет его президентства, все, что было сделано за время пребывания 44-го гостя в Белом Доме, было сделано неуклюже, непрофессионально, даже, как-то по-детски. Ему даже стало неудобно, и захотелось тут же, на месте, опровергнуть, доказать, что все это не так, но доказательств не было. А те аргументы, которые приходили в голову, даже самому себе казались несерьезными.
– Не волнуйся, – продолжил старец. – Все можно исправить.
– Как?
– Очень просто. Ты должен сделать следующее. – И старец в нескольких предложениях обрисовал программу действий.
– Но это же… – начал было президент, но его перебили.
– Нет, в этом нет ничего ужасного, просто ты, наконец-то, сделаешь то, что было не под силу очень многим до тебя.
– Но я же действительно не желаю вреда этому народу.
Старец улыбнулся.
– Неужели ты думаешь, что можешь повредить народу, прошедшему то, что он прошел. Неужели ты думаешь, что можешь сравнится с веками преследований и истреблений. Нет, конечно. Твоя миссия в другом.
– В чем, объясни.
– Все очень просто. Костер сложен. Осталось поднести спичку. Время пришло. Твой преемник довершит начатое.
– Почему он?
– А почему не Давид построил Храм? Почему это сделал только его сын, Соломон? Нам не дано понять волю Всевышнего, мы только можем помочь ему.
– Но меня же будут проклинать всю мою оставшуюся жизнь.
– А разве это важно? – спросил старец. – Разве тебе важно, что будут говорить о тебе люди здесь? В этом мире. Не лучше ли задуматься о том, что ты сможешь получить в следующем?
Старец встал, подошел к столу, на котором было подписано множество документов, в том числе и столь важные для его народа.
– Сделай это. Ты сможешь…
……..
– Господин президент! Господин президент.
Барак вздрогнул, проснулся и увидел перед собой своего помощника.
– Что такое?
– Вы. Видимо, уснули, господин президент. Или вам не по себе?
Барак встал, улыбнулся и твердо попросил
– Все прекрасно. Вызови ко мне госсекретаря.
Через некоторое время, уже в присутствии Керри и еще нескольких деятелей госдепартамента и представителя США в ООН, он диктовал свою волю. Внести на рассмотрение ООН проект резолюции, осуждающий Израиль за его поселенческую позицию, с последующим воздержанием США.
– Сделайте это через наших друзей в Новой Зеландии и в мусульманских странах. – Закончил президент.
– Как? США не наложит право вето? – в ужасе вопрошали подчиненные.
– Нет! – резко выразился Обама и все поняли, что, в данном случае, это то нет, после которого уже не о чем говорить. И прошептал.
– Все правильно!! Костер, действительно, пора поджечь.